Революция

«Крови мне, крови!» - кричала сталь. «Стали мне, стали!» - кричала кровь. Там, где рвётся ткань опостылевшей жизни, где отдирают с мясом застывшие улыбки, где в ужасе оседают гипсовой пылью статуи былых божеств, там с дерзким хохотом, с пенным кличем у рта встаёт она. Встаёт, и тесны ей цепные храмы, и хромы ей цветные тесьмы, встаёт. Молодое вино, бродит, и дубовые бочки трещат неумолчными канонадами белых от искр ночей. Кто поднёс своё горящее сердце к фитилю этих неистовых нимбов? Она ест восторг, лудит глотки желанным словом, словом, которое боялись вымолвить, разворачивали его в тёмном углу, смотрели и гладили его, сгибаясь над ним, чтобы прикрыть от чужих глаз его сокровенный блеск. И вот она пишет его на знамёнах, поёт его на кровлях, снова и снова возвышает его на вытянутых руках: смотрите, смотрите! И бегут от его ослепительной силы его враги.

К ней нужно быть готовым. Для этого не нужно читать Men’s Health, для этого нужно найти лезвие и ходить по нему. Когда лезвие превратится в путь, значит, красный свет – это для нас, наш черёд, когда все стоят.

Её нужно ждать. Она ненавидит узлы, поэтому, если у тебя есть канат, ты должен быть готов разрубить его.
Её нужно любить, поэтому, если у тебя есть ключ, рано или поздно, она даст тебе старт.
Ею нужно жить. Поэтому если тебе дали линованную бумагу, пиши поперёк строчек.

А теперь давайте же напишем что-нибудь в формате. А то всё пафос да пафос, а революция – дело серьёзное. Надевайте берет и отважно глядите в правый верхний угол: если вас удачно сфотографируют, то потом тысячи мажоров будут носить вас на футболках. Однако, перед этим вам, всё же, нужно будет рыть рудники свободы, вырвать из груди горящее сердце и осветить им дорогу тем, кто до этого хотел, но не знал, чего.

Многие думают, что революция – это если что-нибудь перевернуть (Revolution – англ.: «переворот»). Приходишь домой к маме, берёшь подходящий девайс, ставишь его с ног на голову – и готово. Но не тут то было. Впрочем, если добавить немного пиара, заплатить жёлтой прессе поменьше, а прессе остальных цветов побольше, можно сделать из мухи конфетку, и вот уже сияет где-нибудь на второй полосе: «Революция в позиционировании девайсов! Василий Пупкин переосмыслил пространственную ориентацию тормашек!» Хо-хо, вот это стряслось в мире, а ты и не знал. Пупкин, пожалуй, самый знаменитый хакер рунета, жизнь свою полагал за тормашки. Полагал, полагал, и перестал. Всё равно кто-то скажет, что так и было. В этом, кстати, опасность революций – тот, кто приходит после, как правило, думает, что всё вышло само собой.
Некоторые думают, что революция – это программа, но революция – это вера. Главное – найти подходящих паладинов. Попробуйте встать втроём в ряд у зеркала: если бороды параллельны, может, всё у вас и заладится. В этом тоже опасность революций – мало кто им верит, пока не залезешь на нужный броневичок. А до этого – юмор и сатира про бороды, бесконечный сарказм по поводу броневичка. А ты лезь, лезь, потому что иначе нельзя.

Кое-кто полагает, что революция – это когда хочется. Но революция – это когда надо. Это когда, как писала Ханина, подвиг ищет себе героя. Когда воздух полнится порохом, но ни у кого не найдётся огоньку – Light My Fire. Это когда не вдоль, а напротив.
Революция – это не так, что поднял и бросил. Каждый час её ты должен знать, что и зачем делаешь. Помнить её лицо. Произносить её имя. Потому что все видевшие её зарницу потом спросят с тебя. Поднявший революцию должен не уронить, не расплескать, пусть даже потом придется беседовать с орлами, клюющими кровавую пищу, а пища - твоя печень. Но это в худшем случае. В лучшем, впрочем, все равно нужно будет перетащить хотя бы одно брёвнышко на какой-нибудь государственный праздник.

Наверх | Вернуться | На главную